Somogyi Múzeumok Közleményei 5. (1982)

Olsvai Imre: Megemlékezés Kodály Zoltánról

MEGEMLÉKEZÉS KODÁLY ZOLTÁNRÓL 129 Имре Олшваи: ПАМЯТИ ЗОЛТАНА КОДАЯ (Речь перед концертом по случаю юбилея Кодая, состоявшемся 20 декабря 1982 года в капошварском театре имени Гергея Чики) Здесь, в этом театре, уже сорок лет назад на весеннем концерте хора мужской гимназии прозвучал «Плач секеев» Кодая, хоровые произведения мастеров ренессанса и хоровые композиции лучших учеников Кодая, а через несколько лет стены этого зала огласили раскатистые звуки «Иисуса и торгашей», наполнила пленительная музыка «Вечерней песни» и жизнерадостные мелодии «Марошсекских танцев». Иначе говоря, сюда нашли дорогу и обрели последователей и приверженцев Золтан Кодай и подлинная венгерская народная музыка.А ведь в те времена это было весьма смелое начинание, демонстративный вызов консервативной, полудилетантской культурно-просветительской политике и отсталым вульгарным массовым вкусам. Но ученик учеников Кодая — преподаватель гимназии Эмиль Геллери воспринял и по мере своих возможностей претворил в жизнь идеи и заветы Кодая. Уже на школьных уроках пения мы украдкой пользовались «Перческой азбукой» — книгой по пению, написанной двумя бывшими учениками Кодая, которая не фигурировала в учебной программе, но по ней мы впервые разучивали старинные венгерские народные песни и мелодии других краев, а на хоровых репетициях исполняли произведения известных сочинителей хоровой музыки, разумеется, такие, с которыми мог справиться и смешанный хор мальчиков. Преемник Эмиля Геллери — Йожеф Ньякаш после 1946 года смог продолжить эту работу в изменившихся в благоприятную сторону условиях. Он разучил и дирижировал исполнением канона Кодая, написанного на стихи Даниэля Берженъи, — «Мир кипит». Пожалуй, не случайно, из тех, кто были учениками их обоих вышел, например, эстет Эрнё Лендваи, получивший международное признание своими работами о стиле Бартока и Кодая, или прекрасно разбирающийся и в музыке поэт, лауреат премии Аттилы Йожефа Андраш Фодор, или же директор нашей музыкальной школы Дьердь Мереньи, который в 1957 году в этих стенах выступил с «Божественным чудом» — одним из труднейших хоровых произведений Кодая, написанным на стихотворение Петефи. Таким образом, сегодняшнее наше торжество имеет традиции и прецеденты. По нотам Кодая звучали здесь голоса певцов, рояль и даже оркестр, так что не вдруг, не экспромтом готовились мы к тому, чтобы сегодня держать экзамен в Его незримом присутствии. «Одну нашу руку держит ногайский татарин, вотяк, черемис, другую — Иоганн Себастьян Бах и Джованни Пьерлуиджи да Палестрина.» Так Кодай подытожил задачи нашей музыкальной культуры. Собственным творчеством он внес вклад в эту историческую программу. Одной рукой он спасал, фиксировал, изучал почти исчезнувшие сокровища нашего родного музыкального языка, а другой творил обновленное музыкальное искусство. Но этим не исчерпывается его деятельность, ибо он взялся за выполнение еще и третьей, и даже четвертой задачи: за разработку теории музыкального образования и за развертывание борьбы за чистоту венгерского языка и культуру родной речи. И в своей композиторской деятельности он вместе со своим другом и соратником Белой Бартоком осуществил синтез двух больших выразительных культур: устной народной традиции и профессионального музыкального творчества. Оба они — выдающиеся фигуры в венгерской музыкальной культуре, занимающие особое место не только в ней, но и в истории всей венгерской культуры и даже в музыкальной культуре всего мира. Более того, отнюдь не поэтическим преувеличением будет сказать, что мы считаем их величайшими венграми XX столетия. Вслед за гениальными поэтами и художниками конца прошлого — начала нынешнего века на небе нашей национальной культуры вспыхнули две новые звезды — два музыкальных гения, которые своим творчеством, своей деятельностью вызвали восхищения всего просвещенного мира. Нам, шомодьцам, Кодай особенно близок. Ведь ему мы обязаны многоголосым звучанием мотивов и напевов нашего края и вызревшими на их основе музыкальными творениями, которые отличаются богатством мыслей и переживаний. Уже в самом первом сборнике народных песен, опубликованном вместе с Бартоком в 1906 г. и включающем десять песен, обработанных для фортепиано Бартоком, и десять — Кодаем, из последних десяти песен две — шомодьские, одна — капошфюредская, а все три они взяты из собрания Белы Викара: это разбойничья баллада «Янчи Над», песня пленника-скитальца в ритме Калевала «Прощай, родная сторонка!» и застольная «Забудем, печаль». Три песни — три лица человека Шомодя. Два года спустя еще один записанный Викара шомодьсобский напев прозвучит в обработке молодого Кодая, но на этот раз не в короткой фортепианной пьесе, с простым сопровождением, а как вариации в Первом струнном квартете. Это всем известная мелодия, на которую поется текст: «Зашло солнышко во своей вотчине».

2 В этой связи расскажу один примечательный случай; жаль, что Кодай не дожил до него. Нынешней весной Университетский театр и Радио организовали в Будапеште три концерта, посвященные юбилею Кодая. На каждом концерте выступал народный исполнитель и народный певческий кружок, молодой самореятельный исполнитель народных песен, профессиональный и полупрофессиональный музыкант и хор; программа каждого концерта была составлена из произведений музыкального фольклора того или иного края, а также включала композиции, созданные по их мотивам. В дунантульской (задунайской) программе оригинальные народные произведения исполняли народный певец из Кишбарапата дядюшка Имре Тот и хоровой кружок «Карадский павлин»; почти не обработанные произведения прозвучали в исполнении оркестра Народного ансамбля области Фейер, а произведения Кодая, навеянные дунантульскими мотивами, исполнили художественный ансамбль «Гонвед», женский хор Катанича и струный квартет имени Кодая. До того, как прозвучали вариации для струнного квартета, написанные на шомодьскую мелодию, ведущий программу Лайош Вашш попросил всех вместе пропеть основную тему вариаций — песню, начинающуюся словами: «Зашло солнышко в своей вотчине». Дядюшка Имре Тот старательно тянул со всеми, а потом, когда в зале воцарилась благоговейная тишина, стал слушать квартет. Я сидел рядом и мог наблюдать за ним: он неподвижно и напряженно вслушивался в многоголосый, полифони-