Somogyi Múzeumok Közleményei 5. (1982)

Olsvai Imre: Megemlékezés Kodály Zoltánról

130 OLSVAl IMRE ческий композиторский язык, определенно нелегкий для его понимания. Вдруг примерно на пятой-шестой вариации он наклонился ко мне и тихо прошептал: «Так ведь это ж песню играют, которую что мы перед этим пели!» Он узнал тему народной песни, несмотря на сложное голосоведение композиции. Самый замечательный, больше всего волнующий нас цикл Кодая — это три его композиции на тему песни «Взмыл павлин». Эта песня была обнаружена в Сурде, который до 1950 года относился к Шомодю, исполнитель же ее, насколько это можно судить по сведениям, сообщенным уже его потомками, выучил ее примерно 90—100 лет назад в корчме сигетварской крепости. Кодай, взяв мелодию, а отчасти и текст из шомодьского народно-песенного ручейка, довел их до мирового музыкального океана. То творческое богатство и скорость, с которой он за 3—4 года после сбора материала пишет три различных главных композиции, три исповеди-вариации, исключительны даже для его творчества. Для детей он пишет двухголосое упражнение «Бициниум», в котором звучат только два, записанных в Сурде четверостишия. Для взрослых хоров на эту мелодию он пишет музыку для революционного стихотворения Эндре Ади и, наконец, вариации для симфонического оркестра, в которых без слов, на языке звуков выражает все скрытое содержании мелодии и слов Павлина. И на закате дней своих композитор охотно обращался к напевам Шомодя. Так, одна из партий «Семидесяти семи упражнений по пению для двух голосов» написана на мотив инке-йолантапустайской песни «Слава богу, есть и желуди», а три вариации — на мотив «Ката Больхаши». Эти упражнения, опубликованные уже после его смерти, особенно ярко свидетельствуют о его многогранных интересах и человеколюбии. Ведь из 77 партий 47 навеяны мотивами айнов, коренных жителей Японских островов, которых в настоящее время насчитывается всего несколько тысяч. Исследование, которое мы впятером провели в июне сего года, показало, что Кодай черпал темы для своих произведений в музыке и поэзии девяти народов: наряду с венгерскими он обрабатывал мелодии и тексты словаков, румын, хорватов, финнов, черемисов, чувашей, айнов и цыган. Добавим к этому произведения, написанные на собственную мелодическую тему с использованием иностранных текстов, характеризующие другие народы и края композиции и транскрипции с текстом на венгерском языке или без текста, обрабатывающие темы других авторов. Их тематика и места действия древнегреческие, латинские, итальянские, французские, английские, норвежские, еврейские, арабские и немецкие. Так же, как и в пространстве, Кодай путешествовал во времени сквозь венгерское и европейское прошлое, но эти странствия, эта широта охвата отнюдь не ослабляли, а напротив — укрепляли его родную речь, его венгерские корни. Как и самый венгерский поэт, величайший художник венгерского слова Янош Арань, прекрасно знавший и чувствовавший языки и поэзию других народов, оставался подлинно народным во всех своих произведениях, так и Кодай сохранял национальную самобытность, обращаясь к творчеству других народов. Его творческое наследие, имеющее четыре измерения, не просто великий подарок для нас, не только делает нас счастливыми и гордыми, но и обязывает всех нас быть его учениками, следовать его путем. Как это делать? Для этого не нужно становиться профессиональным музыкантом, нужно лишь воспринять, усвоить и превратить в органическую часть нашей духовно-эмоциональной жизни оба вида настоящего музыкального творчества: подлинную народную музыку, сложившуюся в простых формах и передававшуюся от поколения к поколению благодаря устной традиции, и серьезную профессиональную музыку, замечательно построенную в сложных многоголосых формах. Начинать надо с местных традиций и отечественной профессиональной музыки и продолжать творениями как можно большего числа народов и композиторов. И если знание незаметно перерастает в увлечение, превращается в любовь, то оно не только расширяет наш кругозор, повышает нашу культуру, но и облагораживает нас, делает лучше и человечнее, а это и есть то, о чем мечтал Кодай, есть путь реализации его великого замысла. В заключение приведу слова о Бартоке, применимые и к нему: «Когда искусство дойдет до тех, от кого оно происходит, — к трудящимся и они поймут его, тогдато и будет венгерская музыкальная культура, тогда-то и будет по-настоящему счастлив народ!»