Századok – 1962

Tanulmányok - Révész Imre: Comenius unokája 1

22 RÉVÉSZ IMIÎE ВНУК КОМЕНСКОГО Резюме Предлагаемая статья посвящена по случаю 300-летия со для рождения памяти Даниила Эрнеста Яблонского (16t0—1741), кальвинистского главного проповедника Гогенцоллерновского двора. Мать Яблонского была Елизавета Коменская, дочь всемирноизвестного педагога, а его отец Петр Фигулус, епископ Единства чешско-моравских братьев-эксулантов (Jednota bratrská). Их сын принял фамилию Яблонский, может быть, на основе семейной традиции. Он родился в окрестностях Гданьска, учился в Англии, потом он руководил школой в Лешне, ставшей известной по его деду; с 1693 г. до его смерти он стоял в службе берлинского двора. По примеру своего деда и общины чешскоморавских братьев в своей церковной деятельности он придал особое значение практическому христианству и стремлениям к объединению церквей. Это соответствовало также направлению прусской церковной политики. Повышенное на королевство Бранденбургское курфюршество еще со второй половины XVII в. стремилось к объединению протестантских вероисповеданий. В этом оно увидело один из путей к достижению цели, чтобы оно течением времени становилось гегемоном в германской империи, опираясь на сплочение протестантских сил против католической династии Габсбургов, с которой оно к этому времени еще находилось в союзе, но впоследствии во все более напряженном отношении. В то же время в интересах внутреннего развития страны Гогенцоллерны настойчиво благоприятствовали изгнанникам из других стран, вынужденным оставить свою родину главным образом по религиозным причинам. В числе таких населенных групп эксулантов наряду с гугенотами наибольшего значения добились чешскоморавские братья, как население, которое одинаково можно использовать в промышленности, торговле и сельском хозяйстве. Яблонский, избранный своими единоверцамиэксулантами даже епископом руководил их жизнью согласно намерениям прусских государей, не только в Бранденбурге-Пруссии, а также в Польше, где тоже имелись «братья» эксуланты. Его деятельность, как епископа этих общин, направленная из Берлина вместе с тем открывала и дорогу прусской экспансионистской политике. В интересах объединения церквей и в то же время в интересах целей прусской дипломатии Яблонский усердно трудился также над установлением чем более тесных связей между прусским протестантизмом и английской епископальной церковью, однако в этой области — и вообще в области объединения вероисповеданий — он не сумел достичь серьезных успехов. Хотя это его стремление ревностно поддерживалось даже великим Лейбницем, с которым Яблонский сотрудничал и в целом ряде других областей. Их самым прочным творением стала берлинская Академия Наук (1711), Яблонский был с самого начала ее вице-президентом, затем с 1733 г. вторым наследником Лейбница в должности президента. Всесторонне образованный придворный проповедник отличился между прочим и в области семитической филологической науки, но его заслуги в этой области затемнялись тем, что в течение известного времени он оказал идеологическую помощь антисемитизму, проявившемуся довольно резким образом вследствие экономического инцидента со стороны прусского двора. — Яблонский имел по всей вероятности еще с юношеских лет венгерские связи, однако наряду с тем главным образом пример его деда, действовавшего в течение четырех лет в Венгрии мог поощрять его к деятельной заинтересованности делом венгерского протестантизма, стесненного властью Габсбургов. Он поставил себе задачей в числе крупных литературных планов написать историю протестантских церквей Венгрии, Трансильвании и Хорватии, но вследствие начавшейся освободительной войны Ракоци (1703—1711) этот план не мог осуществиться. В ходе этой борьбы из солидарности с венгерскими протестантами Яблонский стал дипломатическим советником Ференца II Ракоци, имевшим крупные заслуги. В этом отношении он получил конфиденциальное одобрение и со стороны прусского' правительства, которое, вопреки союзному отношению с Габсбургами, считало своим интересом обязать себе антигабсбургские венгерские силы на случай, если они будут нужны в повороте великой политики. Это не произошло, но Яблонский не перестал поддерживать даже Ракоци-изгнанника. Он стал почти жертвой своей благонамеренности в этом отношении. Талантливый, но бесхарактерный дипломат-авантюрист князя Ракоци, молодой Янош Михаль Клемент хотел использовать большое влияние Яблонского при дворе в отважной и бессовестной политической интриге, которая, если она не раскрылась бы во-время, может быть привела бы для Пруссии к опасности войны со стороны Австрии и Саксонии. Клемент был казнен (1720 г.), а Яблонскому подарилось доказать, что авантюрист обманул его. Таким образом он вернул себе благосклонность Фридриха Вильгельма I, «короля-капрала», почти уже потерянную на основе повода для подозрения, обращенного по видимости против него