Braginszkij, Emil: Raszkrütoje okno; Q 646

- 18 по обыкновению забрался с ногами в кресло, думает,/ КИРИЛЛ /задумчиво/. О гетрах, идущих дорогой войны, О воинах, которым стихи не нужны. Тьфу! Вот влезло теперь в голову! /Входит НИКОЛАЙ КАСЬЯНОВИЧ./ НИКОЛАЙ КАСЬЯНОВИЧ. С кем ты разговариваешь? КИРИЛЛ. Сам с собой и притом в стихотворной форме! НИКОЛАЙ КАСЬЯНОВИЧ /садится/. Осуждаешь меня? КИРИЛЛ /перебивает/. А вы не беспокойтесь, я не пойду жаловаться! НИКОЛАЙ КАСЬЯНОВИЧ. Я не о том... Дело вот как было.. Ночное дежурство... Тихо... Сижу себе в кабинете и слушаю последние известия. Вдруг указ: присвоить звание народного художника Талимову,,. Норка Талимов, мы на одной парте сидели и рисовали оба, только я считался способнее,,. Потом он пошел в Академию живописи, а я... я стал получать специальность. Учился я в медицине скверно, все надеялся, выгонят! А меня прорабатывали, но не выгоняли. Сам уйти не решился, риск! И вот финал, я услышал указ и с горя, естест венно, выпил. Тут, как назло, ребенка привезли.., /Тихо./ Думаешь, я не мог оперировать? КИРИЛЛ. У вас руки дрожали. НИКОЛАЙ КАСЬЯНОВИЧ /с усмешкой/. Раньше я больше пил, и то не дрожали! Ты мне красиво сказал: у вас нехорошо с сердцем! /Встает,/ Не любишь меня, да? КИРИЛЛ /смутился/. С чего это вы взяли? НИКОЛАЙ КАСЬЯНОВИЧ. Вижу. /Выходит из комнаты, надевает шляпу./ Матери кланяйся. Она у тебя светлой души чело-